Любопытно предисловие, предпосланное Владимиром Фёдоровичем Одоевским (1803-1869) к своей фантастической повести «4338-й год» с подзаголовком «Петербургские письма», опубликованной впервые в 1840 году в альманахе 
«Утренняя звезда». Автор прямо ссылается на ясновидение как на источник своего вдохновения, «спрятавшись», впрочем, за фигурой некоего человека, который «не желает объявлять своего имени».
Но при этом «переносится в какую угодно страну, эпоху или в положение какого-либо лица почти без всяких усилий; его природная способность, изощрённая долгим упражнением, дозволяет ему рассказывать или записывать всё, что представляется его магнетической фантазии».
И вот в сомнамбулическом состоянии, методом автоматического письма сей неназвавшийся медиум побывал в обличии живущего в далёком будущем китайца, путешествующего по России и по ходу дела переписывающегося «со своим другом, оставшимся в Пекине».
Заметим, что китайца зовут Ипполит Цунгиев, он бурят. Стиль писем тоже весьма любопытен. Вот начало первого письма: «Пишу к тебе несколько слов, любезный друг, — с границы Северного Царства». Далее: «Мы с быстротою молнии пролетели сквозь Гималайский туннель». Русские «так верят в силу науки и в собственную бодрость духа, что для них летать по воздуху то же, что нам ездить по железной дороге».
Начало второго письма: «Наконец я в центре русского полушария и всемирного просвещения; пишу к тебе, сидя в прекрасном доме, на верхней крышке которого огромными хрустальными буквами изображено «Гостиница для прилетающих». Здесь такое уже обыкновение: на богатых домах крыши все хрустальные или крыты хрустальной же черепицей, а имя хозяина сделано из цветных хрусталей». Речь о Питере, слившемся с Москвой. Пролетая, пишет автор, «я верил баснословному преданию, что здесь некогда были два города, из которых один назывался Москвою, а другой собственно Петербургом». И далее — «в той части города, которая называется Московскою, есть в характере архитектуры что-то особенное».
Климат изменён благодаря грандиозной системе станций подачи тёплого воздуха. С тревогой ожидаемое здешним просвещённым обществом возможное падение на Землю ядра кометы собираются предотвратить специальными снарядами (то есть ракетами), создают союз государств (включая Китай) с целью объединения необходимых для предотвращения катастрофы финансовых ресурсов. Именно так ныне рассуждают в отношении астероидной опасности, о которой в XIX веке не задумывались. В «семейство просвещённых народов» почему-то не входят американцы. Автор пишет, что без просвещения (речь о Китае) «мы, без шуток, сделались бы похожи на этих одичавших американцев, которые, за недостатком других спекуляций, продают свои города с публичного торгу, потом приходят к нам грабить и против которых мы одни в целом мире должны содержать войско».
Третье письмо посвящено Петербургу. Так, оказывается, что остров, «который в древности назывался Васильевским», в описываемом отдалённом будущем «занят огромным крытым садом, где растут деревья и кустарники», и живут разные звери. Между прочим, автор и тут не чужд юмора — говорит, что «лошади измельчали ввиду отсутствия необходимости в езде на них, поэтому выставленным в музеях скелетам древних ездовых лошадей удивляются, а о назначении подков ведут учёные споры».
В четвёртом письме описано подобие Интернета. «Между знакомыми домами устроены магнетические телеграфы, посредством которых живущие на далёком расстоянии разговаривают друг с другом. Однако это не только телефон, поскольку домашнюю газету любой дворецкий может снять в камер-обскуру, получить нужное число экземпляров и разослать их по знакомым».
Пятое письмо — в основном о быте будущего: «Дом первого министра находится в лучшей части города, близ Пулковой горы, возле знаменитой древней Обсерватории». В обществе — культ здорового образа жизни: «Кто не умеет беречь своего здоровья, о том, особенно о дамах, говорят, что они худо воспитаны». Одежды «из эластичного хрусталя» всех цветов радуги, у некоторых дам «в ткани были заплавлены разные металлические кристаллизации» (сейчас бы сказали, что в моде стразы, блёстки и иные изыски), у иных головные уборы бросали искры. Вот у одной из прекрасных дам («единственная дочь здешнего министра медицины») «электрические фиолетовые искры головного убора огненным дождём сыпались на её белые, пышные плечи». Описана игра на музыкальном фонтане как на инструменте. В крытых садах плоды новых пород — «нечто среднее между ананасом и персиком», «финики, привитые к вишнёвому дереву, бананы, соединённые с грушей». Не сказано, правда, ничего о генной инженерии. В моде ароматные воздушные смеси, магнетические ванны, вводящие в сомнамбулическое состояние. Одним словом, после посещения такого утончённого светского общества китайский гость был столь переполнен впечатлениями, что «не дождался ужина, отыскал свой аэростат».
Из шестого письма: «Министр примирений есть первый сановник в империи и Председатель Государственного совета. Есть ещё Министр философии, но есть и Министр воздушных сил». Юмором наполнено седьмое письмо: «Предполагаю, и не без основания, что военачальник в древности заведовал военной частью, градоначальник — гражданскою, а столоначальник, как высшее лицо, распоряжался действиями сих обоих сановников».
Вообще-то князь Владимир Одоевский в молодости был дружен с В.К. Кюхельбекером, входил в примыкавший к будущим декабристом литературный кружок. Так что элементы социальной сатиры в его «Петербургских письмах» не случайны. Впрочем, с возрастом князь стал более известен как музыковед, поборник музыкального образования и писатель-просветитель. В этом качестве на него обычно и ссылаются.
Нас не должна смущать столь отдалённая от современности дата как 4338-й год. Писатель вряд ли считал прогресс столь медленным, скорее, ему нужен был эффект удаления от XIX века, чтобы иметь возможность объяснить отсутствие у потомков достоверных знаний о его времени — вроде непонимания сущности столоначальников или предназначения подков.
Часть черновых материалов не была 11 включена Владимиром Одоевским в письма. Например, описание освоения Луны, которая служит «источником снабжения Земли разными житейскими потребностями: … на Луне явно работаю подолгу, поскольку «путешественники берут с собой разные газы для составления воздуха, которого нет на Луне».
И ещё интересна сценка из заготовок, сделанных В.Ф. Одоевским, но невошедших в текст. Питерский трактирщик говорит заезжему американцу: «Судьба нашего отечества состоит, кажется, в том, что его никогда не будут понимать иностранцы». Американец просит подать ему среди прочего «добрую бутылку углекислого газа с водородом». Так что предсказана и газировка. А может, и аналог колы — газировку будущего подают в бутылках рубинового цвета с золочёными краниками. «Когда он опорожнил бутылку углекислоты, то сделался говорливее. — Превкусный азот! — сказал он трактирщику. — Мне случалось только один раз есть такой в Мадагаскаре». Именно так и написано — есть, а не пить.
Читая эти письма, понимаешь, что они — яркий пример предвидения талантливого писателя.
